История Крещения Руси — это не просто летописное свидетельство о перемене религии. Это драма человеческой души, жаждущей Бога, и в то же время — великая тайна, в которой история одного человека становится судьбой целого народа.

В центре этого события — образ великого князя Владимира. Его путь ко Христу не был внезапным. Он рождался в сомнениях, потрясениях и был частью Божьего Промысла.

Одним из решающих потрясений стало грозное столкновение язычества с христианством на Руси. Убийство варягов-христиан — Феодора и его сына Иоанна — стало первым громким свидетельством Христовой веры на земле Киевской. Они отказались участвовать в языческом жертвоприношении и приняли смерть как исповедники веры Христовой. Мученическая смерть святых Феодора и Иоанна за Христа (память 12/25 июля) привлекла обильную благодать Божию на нашу землю. И произошло чудо: вождь язычества, гонитель христиан, начал обращаться ко Христу.

Доказательством этого служит неоспоримый факт: после своего обращения к вере Христовой и Крещения князь Владимир построил первую каменную Десятинную церковь во имя Божией Матери — именно на том месте, где были убиты Феодор и Иоанн. Их стойкость перед лицом смерти, мужественное свидетельство о Едином Боге произвели на него сильное впечатление. С этого момента он все чаще задумывался о вере, о смысле жизни и смерти. Язычество, ранее казавшееся естественным и привычным, стало терять свою силу.

«…когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим. 5:20).

Истинное обновление человека начинается с покаяния — когда душа, уставшая от мрака греха, взыскивает Свет. Именно так начался путь ко Христу у святого равноапостольного князя Владимира — и с ним у целого народа.

До своего обращения, по слову Летописца, Владимир был «побежден вожделением»: страстный, сильный, любящий войны и походы, безудержный в пирах и забавах. Он был сыном своего отца Святослава — язычником не столько по убеждению, сколько по образу жизни. Но среди земной славы он чувствовал внутреннюю пустоту. В его жизни было много страсти — но не было любви; много власти — но не было мира в душе. Наступил момент, когда он, по Божьему благоволению, увидел погибель своего состояния. Так начался главный суд — суд над самим собой, суд совести.

Покаяние князя не было порывом чувства или уступкой обстоятельствам. Это было сокрушение сердца перед Истиной, осознание того, что вся его прежняя жизнь — тьма, если в ней нет света Христова.

В 986 году, по летописи, Владимир начал открыто искать веру. Его посещали проповедники ислама, католицизма, иудаизма и, наконец, православия — каждый со своим учением, каждый — со своей надеждой убедить.

Послы ислама соблазняли многоженством и телесными утехами рая. Но душа Владимира уже отвергала этих идолов плоти. Он ясно понимал: распутство возможно и без смены веры — а значит, такая вера не дает ничего нового. Запрет на вино и некоторую пищу показался ему не путем к Богу, а бессмысленным ограничением. Он отказался.

Пришли латиняне. Их проповедь звучала благочестиво: они осуждали идолов, говорили о Творце мира. Но на вопрос князя: «В чем ваша заповедь?» — последовал ответ: «Пост — по силам; ешь и пей во славу Божию». Ни слова о крестоношении, о борьбе с грехом, о распятии своей воли. Казалось, они предлагали веру, не касающуюся сердца. Владимир отверг: «Отцы наши не приняли этого, и я не принимаю».

Послы иудаизма рассказали о древней вере и избрании. Но, услышав о разрушении их земли и рассеянии народа, князь задал простой и глубокий вопрос: «Как же вы других учите, а сами отвержены?» — и этим словом разрушил гордость, основанную только на плотском происхождении.

И вот пришел греческий философ. Его слово было не лестным и не соблазнительным, но исполненным глубины. Он начал от сотворения мира, рассказал о пророчествах, о воплощении Сына Божия, о Кресте, смерти и воскресении Христовом. Владимир слушал. И когда философ описал Страшный суд, показал вечную радость праведников и муку безбожников, князь произнес: «Хорошо тем, кто справа, горе тем, кто слева». И услышал ответ: «Если хочешь быть с праведными — крестись».

Но князь не спешил. Вопрос о перемене религии не мог быть решен вопреки воле «мужей» из княжеской дружины. Прежде всего своему ближайшему окружению он должен был показать политическую, практическую, да и просто утилитарную необходимость принять религию, завоевавшую уже весь цивилизованный мир. Он отправил посольство в разные земли — увидеть, как люди служат Богу. Послы были в разных странах, но только в Царьграде — в храме Святой Софии — узрели славу Божию. И, вернувшись с отчетом, прилюдно сказали:

«Не знаем, на небе мы были или на земле. Такой красоты нет нигде на земле. Там с людьми пребывает Бог…»

Выслушав их, бояре сказали князю: «Если бы закон греческий был худ, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а она была мудрейшей из всех людей».

Так было принято историческое государственное решение о Крещении Руси.

Однако, по Божьему промыслу, перед своим крещением князь временно ослеп. И только после обета принять святую веру, когда священники совершили над ним Таинство, он прозрел — и телесно, и духовно. Так грешный человек, живший по страстям, стал новым творением во Христе. Так гонитель стал апостолом.

«И когда привели его ко крещению, начала слепота с глаз его отходить, и тотчас прозрел. И прославил Бога, говоря: «Ныне познал я Бога истинного». И после этого крестился, и повелел креститься всем своим родственникам и дружине…»

— Повесть временных лет, Лаврентьевская летопись.

Вернувшись в Киев, князь велел разрушить языческих идолов и установить кресты по всей земле. Главного идола Перуна сбросили в Днепр — как знак крушения древнего мрака.

В день всеобщего крещения у слияния Почайны и Днепра «собрасяся людие без числа». Мужи, жены, старцы, отроки — заходили в воду по пояс, по грудь, по шею. Кто держал детей, кто крестился сам. Священники во главе с первым митрополитом Михаилом совершали великий чин освящения. И была радость — на небе и на земле. Ибо Русь обновлялась водою и Духом.

Это было духовное рождение народа. С того дня Русь вступила в союз с Вселенской Церковью — как наследница не только силы Византии, но и ее веры, богослужения и святости.

С этого момента жизнь князя изменилась. Он уже не вершил суд с жестокостью, но с милосердием. Он помогал бедным, строил храмы, учил народ Закону Божию. Он сам стал первым учеником и первым пастырем крещенной Руси.

«Капища разрушаются, и церкви поставляются; идолы сокрушаются, и иконы святых являются; бесы убегают, Крест грады освящает», — писал святитель Иларион, митрополит Киевский.

Князю Владимиру он посвятил слова: «Им мы обожились и Христа, Истинную Жизнь, познали».

Русь тогда вошла в орбиту Византии не только политически, но и духовно — как преемница ее благочестия и культуры.

Так началось преображение Руси — не мечом, а благодатью. Крещение стало новым Заветом между Богом и народом, рожденным в купели как Святая Русь.

Покаяние князя стало не просто личным подвигом, но точкой отсчета великого пути Киевской Руси. Сокрушенное сердце одного человека стало дверью, через которую Христос вошел в судьбу целого народа.

И сегодня, как и тогда, Господь ищет не сердце каменное, но сердце сокрушенное и смиренное.

И сегодня, как и тысячу лет назад, голос Церкви зовет нас ко спасению:

Приидите, покаемся —

да обновится сердце наше,

и да осияет его Свет Христов,

как некогда осиял землю Киевской Руси.